+7 (495) 607-65-53

Дегтев С.В. «Бродячая собака» — сценарий. Часть Б.

[1] Игорь-Северянин (Игорь Васильевич Лотарев, 1987 – 1941) – русский поэт Серебряного века, эгофутурист. (Поэт предпочитал всю жизнь печать свои произведения именно под таким псевдонимом: Игорь-Северянин) Родился и вырос в Петербурге, дальний родственник Н.М.Карамзина и А.А.Фета. Публиковаться начал с 1904г., но 9 лет его тонкие брошюры (изданные за свой счёт) приносили только скандальную известность. Успех пришёл к поэту после выхода сборника «Громокипящий кубок» 1913г., предисловие к которому было написано Ф. Сологубом. В течение 19131914 гг. Северянин выступал со многими вечерами («поэзоконцертами») в Москве и Петербурге, встречая огромную популярность у публики и сочувственные отзывы критиков разной ориентации, в том числе скептически относившихся к футуризму.  В начале 1912г. основал движение эгофутуризма, но уже осенью того же года покинул «Академию Эго-поэзии». Впоследствии ездил по России с кубофутуристами. Бенедикт Лившиц вспоминал об удивительном чтении поэта: «Как известно, он пел свои стихи — на два-три мотива из Тома (Амбруаз Тома – французский композитор, популярный в начале 20-го в., в особенности, особой известностью славилась опера «Миньон» — С.В.Д.); сначала это немного ошарашивало, но, разумеется, вскоре приедалось. Лишь изредка он перемежал свое пение обыкновенной читкой, невероятно, однако, гнусавя и произнося звук «е» как «э»:
Наша встрэча — Виктория Рэгия
Рэдко, рэдко в цвэту.

(См.: Лившиц Б.К. Указ. соч. С. 152.) Илл.7

 [1]  Карсавина, Тамара Платоновна ( 1885 – 1978 ) – великая русская балерина. Солировала в Мариинском театре, входила в состав Русского балета Дягилева и часто танцевала в паре с Вацлавом Нижинским. После революции жила и работала в Великобритании. Сестра историка и философа Л.П. Карсавина. О «Бродячей собаке» балерина вспоминала с большой теплотой: « Мы продолжали собираться в «Бродячей собаке», артистическом клубе, само название которого указывает на царивший там дух богемы. Артисты со степенными привычками и постоянной работой, «филистеры» нашей касты, не жаловали «Бродячую собаку». Актеры же, с трудом зарабатывающие на жизнь, музыканты, которых все еще ждала слава, поэты со своими «музами» встречались там каждый вечер.<…> Однажды ночью я танцевала там под музыку Куперена: не на сцене, а прямо среди публики, на маленьком пространстве, окруженном гирляндами живых цветов. Я сама выбрала музыку, так как очень увлекалась в ту пору французским искусством XVIII века с его кринолинами, мушками и чарующими звуками клавесинов, напоминающими жужжание пчел.» (См.: Т.П.Карсавина. Театральная улица. – Цит. по: http://www.silverage.ru/memory/karsav.html.) 25 февраля (по стар.стилю) 1914 года Карсавину пригласили в подвальное кабаре и попросили станцевать импровизированный танец. А после этого вручили замечательный подарок – книгу «Букет для Карсавиной» со стихотворными поздравлениями многих поэтов Серебряного века:

Михаил Кузмин
<…………………….. >
Вы — Коломбина, Саломея,
Вы каждый раз уже не та,
Но все яснее пламенея,
Златится слово «красота»

Анна Ахматова
Как песню, слагаешь ты легкий танец —
О славе он нам сказал, —
На бледных щеках розовеет румянец,
Темней и темней глаза.

И с каждой минутой все больше пленных,
Забывших свое бытие,
И клонится снова в звуках блаженных
Гибкое тело твое. Илл.8

[1]  Кузмин, Михаил Алексеевич ( 1872 -1936 ) — русский поэт Серебряного века, переводчик, прозаик, композитор. Родился в Ярославле, но жил всю жизнь в Петербурге. Много путешествовал. Учился в Консерватории (ученик Н.А.Римского-Корсакова). Выступал как композитор и пианист. Автор музыки к «Балаганчику» А.А.Блока в постановке  В.Э.Мейерхольда, а так же водевилей и музыки к театральным постановкам. Как поэт и прозаик дебютировал поздно, был привлечен В.Я.Брюсовым к сотрудничеству в «Весах» и поощряем им к литературной работе. Не примыкая организационно ни к одному литературно-художественному объединению той эпохи, Кузмин сохранял присущую ему творческую самобытность. Мог быть в приятельских или дружеских отношениях как с хозяином знаменитой башни В.И.Ивановым, так и акмеистами и будетлянами. «С Кузминым, невзирая на то, что мы не слишком почтительно обошлись с ним в «Пощечине общественному вкусу», у меня установились прекрасные отношения с первого же дня, когда Юркун, познакомившийся со мною и Лурье в «Бродячей Собаке», привел нас к нему в квартиру Нагродской, на Мойке. Никакие принципиальные разногласия не могли помешать этим отношениям перейти в дружбу, насчитывающую уже двадцать лет.» (См.: Лившиц Б.К. Указ. соч. С. 202). 

Кузмин был одним из учредителей «Бродячей собаки», автором одного из её гимнов. К 13-му году он начинает реже бывать в подвальном кабаре, что отмечает тот же мемуарист (См.: Лившиц Б.К. Указ.соч. С.198.) Вот портрет М.А. Кузмина в «Бродячей собаке», его пение-чтение стихов: «На эстраду маленькими, быстрыми шажками взбирается удивительное, ирреальное, словно капризным карандашом художника-визионера зарисованное существо. Это мужчина небольшого роста, тоненький, хрупкий, в современном пиджаке, но с лицом не то фавна, не то молодого сатира, какими их изображают помпейские фрески.  <…> Крупные, выпуклые, желающие быть наивными, но многое перевидавшие глаза, осиянные длинными, пушистыми,  словно женскими ресницами. Он улыбается, раскланивается  и,  словно восковой,  Коппелиусом оживленный автомат, садится за рояль. Какие у него длинные, бледные, острые пальцы. Приторно сладкая, порочная и дыхание спирающая истома нисходит на слушателей. В шутке слышится тоска, в смехе – слёзы <…>. Долго не отпускали Кузмина с эстрады, и, чем дальше он пел, тем реже звучал в зале смех.» (Cм.: Шайкевич А. Петербургская богема. М.А.Кузмин. Воспоминания о серебряном веке. М., 1993.С. 236-237). А вот другое изображение поэта, данное Мариной Цветаевой, пришедшей слушать, но так и не услышавшей, а увидевшей. «Над  Петербургом стояла  вьюга и в  этой вьюге  —  неподвижно  как  две планеты – стояли глаза. Стояли?  Нет, шли. Завороженная,  не замечаю, что  сопутствующее им тело тронулось,  и  осознаю  это только по безумной  рези в  глазах, точно мне  в глазницы вогнали весь бинокль, краем в край.  С того конца залы — неподвижно как две планеты — на меня шли глаза.  Глаза были — здесь.  Передо мной стоял — Кузмин.» Это встреча состоялась зимой 1915 — 1915гг. А вторая, заочная, в письме Кузмину, где описывается эта встреча и дается первая редакция стихотворения, впоследствии получившая название «Глаза»:
«Два зарева! —  нет, зеркала! Нет — два недуга! Два вулканических жерла,
Два  черных  круга  Обугленных  — из льда зеркал,  С  плит тротуарных  Через
тысячеверстья зал —  Дымят —  полярных. Ужасные! Пламень и мрак!  Две черных ямы. Бессонные  мальчишки — так — В больницах:  — Мама! — Страх и укор, ах и аминь… Взмах величавый — Над каменностию простынь — Две черных славы.
Так знайте же, что реки — вспять! Что камни — помнят! Что уж опять они,
опять  В лучах огромных Встают  — два солнца, два жерла,  Нет — два алмаза —
Подземной  бездны зеркала: Два  смертных глаза.» (Так в тексте Цветаевой – С.В.Д.).

М.А.Цветаева. Нездешний вечер. Литературная Грузия, 1971, №7.(Цит. по: http://lib.ru/POEZIQ/CWETAEWA/vecher.txt.)

Отношения  М.А.Кузмина и А.А.Ахматовой складывались поначалу прекрасно: Кузмин написал умное и доброжелательное вступление к первому сборнику А.А.Ахматовой «Вечер». К 30-м годам отношение к Кузмину резко изменилось: «Кузмин был  человек  очень  дурной,  недоброжелательный,  злопамятный.» (См.: Чуковская Лидия. Записки об Анне Ахматовой. Кн. I: 1938 = 1941. М.,1989. С. 141.) «Скажу  только,  что  он, вероятно, родился в рубашке, он один из тех, кому все  можно.  Я  сейчас  не буду перечислять,  что  было  можно  ему,  но  если  бы  я  это  сделала,  у современного читателя волосы  бы  стали  дыбом» (Cм.: Ахматова Анна. Соч. в 2 т. М., 1990. Т. 2. С.256.)

 В «Поэме без героя»  Кузмин является в образе совершенно инфернальном:

Хвост запрятал под фалды фрака…
Как он хром и изящен…
Однако Я надеюсь, Владыку Мрака
Вы не смели сюда ввести?
Маска это, череп, лицо ли —
Выражение скорбной боли,
Что лишь Гойя смел передать.
Общий баловень и насмешник —
Перед ним самый смрадный грешник —
Воплощенная благодать…

Впрочем, личное отношение к поэту не мешало проникновению его творчество в произведения А.А.Ахматовой. Наиболее известна история с «ахматовской» строкой. В одной из рукописей на полях против строфы:
Так и знай: обвинят в плагиате…
Разве я других виноватей?
Впрочем, это мне все равно.
Я согласна на неудачу, И смущенье свое не прячу.
У шкатулки ж тройное дно.

рукой Ахматовой написано: «Форель разбивает лёд» (Сборник М.А.Кузмина, 1929г. – С.В.Д.). Но, по-видимому, при разработке строфики Ахматова пользовалась еще и творчеством М.И.Цветаевой (См.: Лиснянская И.Л. «У шкатулки ж тройное дно…» Заметки о «Поэме без героя«. Литературное обозрение. – 1989. – №5). Вот один из примеров скрытой цитаты из Кузмина:

Непрошеные гости
Сошлись ко мне на чай,
Тут, хочешь иль не хочешь,
С улыбкою встречай…

Художник утонувший
Топочет каблучком,
За ним гусарский мальчик
С простреленным виском.

Отрывок из Второго вступления. «Форель разбивает лёд».

«Вообще перекличка «Поэмы…» Ахматовой со стихами Кузмина 1920-х годов очевидна и порой поразительна.» (См.: Мок-Бикер Элиан .Указ.  соч. http://www.akhmatova.org/bio/kolombina/kolombina08.htm.) О перипетиях литературных  отношений двух поэтов см.: Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цивьян Т.В. Ахматова и Кузмин. Russian Literature. 1978. Vol.VI-3. Илл.9

[1] Маяковский, Владимир Владимирович ( 1893 -1930 ) — российский и советский поэт-футурист, драматург, редактор журналов «ЛЕФ» («Левый Фронт»), «Новый ЛЕФ». Литературная деятельность В.В.Маяковского началась со знакомства с Давидом Бурлюком, основателем футуристической группы «Гилея», тогда он вошёл в поэтический круг и примкнул к кубофутуристам. Первое публикованное стихотворение называлось «Ночь» (1912), оно вошло в футуристический сборник «Пощёчина общественному вкусу». 17 ноября 1912г.  Владимир Маяковский впервые выступил с публичным чтением стихов в петербургском кафе-кабаре «Бродячая собака». Вообще Маяковский вместе с другими футуристами трижды выступал в подвальном кабаре (о чём писалось выше). Таким запомнил мемуарист молодого Маяковского в «Собаке»: «В позе раненого гладиатора возлежал на турецком барабане Маяковский, ударяя в него всякий раз, когда в дверях возникала фигура забредшего на огонек будетлянина, и осоловелый акмеист, не разобрав, в чем дело, провозглашал из темного угла: «Hommage! Hommage!». (См.: Лившиц Б.К. Указ. соч. С.199 – 200; см. также: Эвентов И. С. От Фонтанки до Сицилии .Об Анне Ахматовой. Л., 1990. С. 364). 11-го февраля 1915г. В.В.Маяковский прочел знаменитое «Вам!», вызвавшее грандиозный скандал в кабачке, что, возможно, послужило причиной закрытия кабаре. «На этом вечере было обилие народа <…> Маяковский вышел и прочитал «Вам» (так в тексте воспоминаний – С.В.Д.). Это имело действие грома, получились даже обмороки…» (Б. Пронин. В «Бродячей собаке». Цит. по ст.:  Парнис А.Е., Тименчик Р.Д. Программы «Бродячей собаки». Памятники культуры. Новые открытия. Л.: Наука, 1983. С. 166). А.А.Ахматова тоже вспоминала этот «конфуз»: «Они [«фармацевты»] орали, а Маяковский стоял на эстраде совершенно спокойно и не шевелясь курил огромную сигару… Да. Вот таким я и запомнила его, очень красивым, очень молодым, большеглазым таким, среди воющих мещан» (Воспоминания Ахматовой о Маяковском в записи О. Берггольц см.: Берггольц О. Сто сорок солнц…  Литературная Россия, 1963, № 129, 19 июля). Сам В.В.Маяковский любил бывать в подвальчике : «В «Собаке» Маяковский часто бывал, сидел подолгу, там же писал — у камина» ( Радаков А.А. Сатирикон и сатириконцы. Стенограмма 1940 г., архив В. А. Катаняна. Цит. по ст.: Парнис А.Е, Тименчик Р.Д. Указ. соч. С. 165). «Каждый день или вернее каждую ночь Маяковский в желтой кофте любил там читать», — вспоминала А.А.Ахматова (См.: Записные книжки Анны Ахматовой 1958-1966. Ахматова Анна Андреевна  Издательство: Москва – Турин. 1996. С. 556.) Таким его она вспоминала позднее:

 МАЯКОВСКИЙ В 1913 ГОДУ Я тебя в твоей не знала славе, Помню только бурный твой расцвет, Но, быть может, я сегодня вправе Вспомнить день тех отдаленных лет. Как в стихах твоих крепчали звуки, Новые роились голоса… Не ленились молодые руки, Грозные ты возводил леса. Все, чего касался ты, казалось Не таким, как было до тех пор, То, что разрушал ты,- разрушалось, В каждом слове бился приговор. Одинок и часто недоволен, С нетерпеньем торопил судьбу, Знал, что скоро выйдешь весел, волен На свою великую борьбу. И уже отзывный гул прилива Слышался, когда ты нам читал, Дождь косил свои глаза гневливо, С городом ты в буйный спор вступал. И еще не слышанное имя Молнией влетело в душный зал, Чтобы ныне, всей страной хранимо, Зазвучать, как боевой сигнал.

 Стихотворение написано в 1940г., тогда же, когда А.А.Ахматова начала писать «Поэму без героя»: «Первый раз она (поэма – С.В.Д.) пришла ко мне в Фонтанный Дом в ночь на 27 декабря 1940 г., прислав как вестника еще осенью один небольшой отрывок («Ты в Россию пришла ниоткуда…»).» В полночном маскараде мертвецов приняли участие все герои «Серебряного века», В.В.Маяковский тоже. В образе «Полосатой наряжен верстой» многие видят молодого поэта (См.: Долгополов Л.К. По законам притяжения. О литературных традициях в «Поэме без героя» (Русская литература. 1979. № 4. С. 38). Есть и отсылка на творчество раннего «добриковского» Маяковского: «…да что там! про это // Лучше их рассказали стихи.» Намек на поэму «Про это». Ахматова высоко ценила ранние поэмы Маяковского «Облако в штанах», «Человек», «Флейта-позвоночник» и говорила, что ее поэзию сближает с Маяковским тема трагической, неразделенной любви.

(См.: http://www.akhmatova.org/poems/poema_prim1.htm ). В 1921г. К.И.Чуковский прочел лекцию, которую  затем положил в основу статьи «Ахматова и Маяковский» («Дом искусств». 1921. № 1.) Тонкое противопоставление исследователем двух русских культур, которые должны были слиться в единое целое в будущем, было истолковано большинством критиков (Исключение — М.А.Кузмин) в духе вульгарного политиканства: В.В.Маяковский – великий пролетарский поэт, поэт будущего, А.А.Ахматова – плакальщица погорелых дворянских усадеб. «Образ делается загадочным, беспокоящим — двоится и множится. Трогательное и возвышенное оказывается рядом с жутким, земным, простота — со сложностью, искренность — с хитростью и кокетством, доброта — с гневом, монашеское смирение — со страстью и ревностью». (См.:  Эйхенбаум Б.М. Анна Ахматова. Опыт анализа. 1923г. Почти через 20 лет эти эпитеты почти в неизмененном виде передут в печально знаменитый ждановский  доклад.) А между тем «великий пролетарский поэт» любил поэзию Ахматовой, знал многие её стихи наизусть. (См.: Катанян В. Маяковский: хроника жизни и деятельности. М., 1985. С. 520.) Л.Ю.Брик вспоминала какие стихи Ахматовой в особенности любил Маяковский, она писала: «Влюбленный Маяковский чаще всего читал Ахматову. Он как бы иронизировал над собой, сваливая свою вину на нее, иногда даже пел на какой-нибудь неподходящий мотив самые лирические, нравящиеся ему строки. Он любил стихи Ахматовой и издевался не над ними, а над своими сантиментами, с которыми не мог совладать… Когда он жил еще один, и я приходила к нему в гости, он встречал меня словами: 

Я пришла к поэту в гости.
Ровно в полдень. Воскресенье.

В то время он читал Ахматову каждый день». (См.:  Маяковский в воспоминаниях современников. М., 1963. С. 333.) За четыре года до смерти поэт так вспоминал о «Бродячей собаке»: «Богема — это было общество изысканно-остроумных и талантливых людей, и ходили туда отнюдь не пьянствовать». (Маяковский В.В. Полное собр. соч. в 13 т. Т. 12. 1959. С. 490). Илл.10

[1] Пронин, Борис Константинович (1875 – 1946) —  театральный деятель, организатор литературно-художественных кабаре «Бродячая собака» (1911-1915), «Привал комедиантов» (1916-1919) в Петербурге и «Странствующий энтузиаст» в Москве (20-е гг.). О своем любимом детище Пронин вспоминал так: « “Собаку” придумал всецело я. <…> у меня возникла мысль, что надо создать романтический кабачок, куда бы мы все, “бродячие собаки”, могли приткнуться, дешево покормиться и быть у себя — бродячие, бесприютные собаки <…> Весь конец 1911 года я бегал по Петербургу, искал и в конце концов нашел там идеальное помещение <…> подвал и вход во дворе, тут не нужен был бельэтаж, куда на шум может ворваться полиция» (Стенограмма воспоминаний Б. В. Пронина “В “Бродячей собаке”. Цат. по ст.: Парнас А.Е., Тименчик Р.Д. Программы “Бродячей собаки”. С. 162). Г.В.Иванов вспоминал: «На визитных карточках стояло: Борис Константинович Пронин — доктор эстетики, Honoris Causa. Впрочем, если прислуга передавала вам карточку — вы не успевали прочитать этот громкий титул. «Доктор эстетики», веселый и сияющий, уже заключал вас в объятия. Объятье и несколько сочных поцелуев куда попало были для Пронина естественной формой приветствия, такой же, как рукопожатие для человека менее восторженного. Облобызав хозяина, бросив шапку на стол, перчатки в угол, кашне на книжную полку, он начинал излагать какой-нибудь очередной план, для исполнения которого от вас требовались или деньги, или хлопоты, или участие. Без планов Пронин не являлся, и не потому, что не хотел бы навестить приятеля,— человек он был до крайности общительный,— а просто времени не хватало». (См.: Иванов Георгий. Петербургские зимы. Стихи. Проза. Екатеринбург, 2007. С. 224-225. О Пронине вспоминали: С.Судейкин, В.Пяст, Б.Лившиц и многие другие. Это был незаурядный человек, «организатор» искусства, равный  по своим масштабам С.П.Дягилеву. Ведь сумел же он привлечь в свои кабаре таких блистательных представителей начала 20-го века. А в его новом детище «Привале комедиантов» помимо людей искусства (В.Э.Мейерхольд помирился с Прониным и ставил в «Привале» небольшие пьески) бывали летом 1917г. А.В.Колчак, А.Ф.Керенский, Б.В.Савинков (писавший романы под псевдонимом В.Ропшин), Л.Д.Троцкий.Илл.11

[1] Хлебников, Велемир (Виктор Владимирович Хлебников, 1885 — 1922) – величайший русский поэт, прозаик Серебряного века. Лидер авангардизма в мировом искусстве. Участник движения футуризма, реформатор поэтического языка, экспериментатор в области словотворчества и «зауми» («язык с неопределенными значениями» — по определению  американского филолога Джеральда Яначека). Поэт родился в Калмыкии (ныне с. Малые Дербеты), жил и учился в Казани. В 1908г. произошло сначала заочное, потом и очное знакомство с поэтом-символистом В.И.Ивановым. В этот период поэт создает около сотни стихов. Он решает переехать в Петербург, где знакомится с символистами. Пытается создать свой пантеон славянских божеств, на какое-то время становится панславистом, пишет (изданное анонимно) «Воззвание учащихся славян». С 1909г. посещает «Академию стиха» на башне Вячеслава Иванова, пишет поэму (или рассказ – литературоведы до сих пор не договорились о жанре этого произведения) «Зверинец», посвященную В.И.Иванову. Осенью того же года В.Хлебников знакомится с Н.С.Гумилевым и сближается с М.А.Кузминым, которого он даже называет свом учителем. Редакция журнала «Аполлон» готовит к публикации его стихи, которые, впрочем, так и не были напечатаны. Через своего друга поэта и одного из первых русских авиаторов В.В.Каменского знакомится с семьёй Бурлюков, у которых поэт поселяется на квартире. Недовольные деятельностью Н.И.Кульбина (издавшего «О, рассмейтесь, смехачи!..»), Д.Бурлюк и В.Хлебников организовали свою поэтическую группу «будетлян». В 1910 г. (тиражом в 300 экз.) вышел «Садок судей». Так началась история русского футуризма. В 1912г. к новому движению присоединились В.В.Маяковский, А.Е.Крученых и др. Начинается пропаганда нового искусства: в 1912г. состоялось первое публичное выступление В.В.Маяковского в «Бродячей собаке»; в том же году выходит знаменитый «Пощёчина общественному вкусу». В 1914г. Хлебников был призван в действующую армию, но был фактически спасен Н.И.Кульбиным, который был военным врачом-психиатром. С 1914г. Хлебников увлекается различными утопическими теориями и проектами, в том числе и «Законами времени». В феврале 1916 года, было основано утопическое «Общество председателей Земного шара» или «Союз 317». Хлебников намеревался создать общество из 317 членов — лучших людей со всей планеты, которые бы правили идеальным всемирным «Государством времени». Затем последовали годы, наполненные огромным творческим трудом, странствиями, бездомностью, безбытностью. Весной 1922г. Хлебников вместе художником П.В.Митуричем, будущим мужем сестры поэта художницы Веры Хлебниковой переезжает в Санталово Крестецкого уезда Новгородской области. Тяжелобольного Хлебникова вскоре разбивает паралич, начинается гангрена. В июне поэт скончался. Велимир Хлебников был похоронен на погосте в деревне Ручьи. В 1960 году останки поэта были перезахоронены на Новодевичьем кладбище в Москве. Поэт нередко бывал подвальном кабаре, «Бродячей собаке»  посвящено несколько срок в неоконченной поэме «Олег Трупов». В кабаре с Хлебниковым часто происходили забавные и полузабавные истории. Б.Лившиц рассказывает, как он уговорил безденежного В.Хлебникова взять взаймы у Н.С.Гумилева и на эти деньги пригласить в «Собаку» двух нравящихся ему девиц и что из этого получилось. Спрятавшись за горой бутербродов, «он наконец решил разомкнуть уста. Нехитрая механика занимательной болтовни была для него китайской грамотой. Верный самому себе и совсем иначе понимая свою задачу, он произнес монолог, в котором все слова были одного корня. Корнесловя, он славословил предмет своей любви, и это звучало приблизительно так:

О скал
Оскал
Скал он
Скалон.

Он не докончил своего речетворческого гимна, так как обе девушки прыснули со смеху. Хлебников был для них только полусумасшедшим чудаком. Почти не притронувшись к угощению, ради которого Велимир ездил в Царское Село и препирался с Гумилевым о судьбах русской литературы, Ильяшенко и Скалон поспешили удалиться из «Собаки», не пожелав использовать нас даже в качестве провожатых.»  (См.: Лившиц Б.К. Указ. соч. С. 212 -213).  27 ноября 1913г. О.Э.Мандельштам заподозрил в только что прочитанных стихах В.Хлебникова антисемитизм и вызвал последнего на дуэль. К счастью дуэль не состоялась. (См.: Парнис А.Е., Тименчик Р.Д. Указ. соч. С. 217.) Одни видели в великом поэте гения, другие – юродивого, но лучше всех о нем сказал по-моему всё тот же Б.Лившиц: «Все, кто, ценя Хлебникова, полагали, что знают его лучше, чем другие, быстро разочаровывались в этом после первой же попытки войти с ним в более тесное интеллектуальное общение. Он поражал необычностью своих внутренних масштабов, инородностью своей мысли, как будто возникавшей в мозгу человека, свободного от наслоений всей предшествующей культуры, вернее, умевшего по своему желанию избавиться от ее бремени.» (См.: Лившиц Б.К. Указ.соч. С. 210 -211). Илл.12

[1] Фармацевты. Все посетители «Бродячей собаки» делились в основном на две категории: представители искусства и все остальные – «фармацевты», «под которыми разумелись все остальные люди, чем бы они не занимались и к какой профессии ни принадлежали». (Лившиц Б.К. Указ. соч. С.196.) К ним примыкали так называемые поэты. Осип Эмильевич Мандельштам (1891-1938), один из постоянных посетителей «Бродячей собаки», в 20-х годах вспоминал: «Лет десять назад, в эпоху снобизма «бродячих собак» <…> молодые люди, не спешившие выбирать профессию, ленивые чиновники привилегированных учреждений, маменькины сынки, — охотно рядились в поэтов со всеми аксессуарами этой профессии: табачным дымом, красным вином, поздними возвращениями, рассеянной жизнью» (О.Мандельштам. Армия поэтов. Мандельштам О.Э. Собр. соч. Т. 2. М., 1991. С. 209).

[1]    Из стихотворения А.А.Ахматовой «Подвал памяти» (1940г.)

[1]  Одну из стен кабачка украшал портрет Н.И.Кульбина  – дружеский шарж  работы С.Ю.Судейкина (См.: Автор не указан. Бродячая собака. http://e-petrosyan.narod.ru/) Илл.13

[1]   Будетлянин – слово, придуманное В.Хлебниковым, не любившем иностранные слова. Буквальный перевод « futurist». Слово было в ходу примерно до 1912г., когда было заменено на «футуристы».

[1] Гимн «Бродячей собаки», музыку и слова которой сочинил к первой её годовщине М.А.Кузмин (См.: Лившиц Б.К.. Указ. соч. С,197 -198)

[1]   См.: Лившиц Б.К.Указ.соч. С.201.

Наша частная школа — переход на главную страницу